— Да. Но если ещё и под рубашку заглянут, то будут презирать вдвое больше. Удивительно, но мне это будет вдвое больнее.

— А я думала, ты считаешь, что это в порядке вещей.

— Это в порядке вещей, да, я не рассчитываю на другое отношение. Но это не значит, что мне приятно или даже всё равно.

Я потихоньку жму пару кнопок на телефоне.

— То есть, внутренне ты вовсе не смирился с тем, что они тебя считают уродом?

— А что, с этим можно смириться? Если б я таким родился, ещё был бы шанс, а так это смешно.

— И тем не менее, ты считаешь нормальным, когда твои приятели тебя так называют? Как Алтоша это любит, громко и возмущённо. И стыдит тебя всё время.

— А что мне остаётся? — он пожимает плечами. — Я не могу себе позволить выбирать друзей или ссориться с ними. Если они меня терпят, хотя и считают уродом, я должен быть за это благодарным.

— А что ты чувствуешь, когда твои друзья называют тебя уродом?

Он некоторое время молчит, обдумывая.

— Одиночество. Я чувствую, что все люди связаны между собой, а меня как будто отстригли. И я могу на них только через забор смотреть, а близко подойти не могу. Я злюсь на них, и тут же чувствую себя виноватым, что навязываюсь, и мне стыдно за злость. Но с другой стороны… главное, тут… они… — он некоторое время путается в словах, и я чувствую, что его вот-вот прорвёт. — Алтонгирел и Эцаган, Ахамба, Эндан, Убуржгун, Онхновч, даже Арон — мне иногда кажется, что им доставляет удовольствие меня унижать, как будто если они лишний раз мне напомнят, что я хуже их, им самим станет лучше! Я не понимаю, неужели трудно иной раз просто промолчать? Конечно ничего требовать от них я не могу, но просто интересно даже, неужели приятно человеку в лицо плюнуть?

Вот это уже больше похоже на нормальную человеческую реакцию. А то «в порядке вещей», «в порядке вещей»… Он временно иссякает, так что я решаюсь немного подстрекнуть.

— Может, они не понимают, что тебе обидно?

— Не знаю, — мрачно отзывается Азамат. — Чего уж тут не понять. Каждый раз как земля из под ног уходит. Вроде только привыкнешь, что человек к тебе хорошо относится, и на, получи снега за шиворот, чтоб не расслаблялся. Не знаю, что тут можно не понять, мне кажется, у меня всё на лице нарисовано, как в букваре.

Вообще, надо отдать ему должное, ничего у него на лице не изображается в такие моменты. Но сейчас это не важно.

— А почему ты их не попросишь не обзываться? Все ведь взрослые люди, они должны понять.

— Мне кажется, они будут надо мной смеяться, что я переживаю из-за ерунды.

— Но ведь это не ерунда!

— Так я же ничего не могу изменить, поэтому надо смириться. А если я не могу смириться, то это мои проблемы, чего их на других перевешивать… Всё равно, что бы они ни делали, я не могу с ними поссориться, других-то друзей мне негде взять. А без них совсем плохо…

— А если бы тебе было где взять других друзей, что бы ты сделал?

— Не знаю, — отмахивается он. — Всё равно этому никогда не бывать, так чего бередить душу? Давай больше не будем об этом говорить, пожалуйста. Одно расстройство от таких разговоров.

— Ну, мне кажется, тебе надо хоть иногда выговориться, а то так ведь и лопнуть можно, — вздыхаю я, потихоньку выключая запись на телефоне. Ох я кому-то устрою прочистку мозгов…

— Да ну, — Азамат встряхивает расчёсанной гривой. — Вот выговорился, теперь полночи не засну.

— Ну с этим я тебе помогу. Только сначала намажемся…

Он гладит меня по голове.

— Я так счастлив, что ты это делаешь… Даже если никакого результата не будет, всё равно, я каждый вечер чувствую себя полноценным человеком. Хотя бы ты не брезгуешь, иначе бы я совсем загнулся.

— Какое может быть «иначе», Азамат, ты что? Или ты имеешь в виду, если бы какая-нибудь местная дурочка вышла за тебя по расчёту? Так тут и здоровый человек загнётся. Но я рада, что ты с удовольствием лечишься, это всегда повышает шансы на успех. Дай-ка я на другую сторону переползу…

Он ловит меня в процессе, так что я остаюсь сидеть на нём верхом, и притягивает поближе.

— Лиза, вот скажи, пожалуйста, зачем я тебе нужен?

У меня глаза на лоб лезут. Этого ещё не хватало!

— Это что за вопрос такой вообще? Ты не перегрелся часом?

— Я серьёзно. Ты ведь абсолютно самодостаточна. У тебя дорогая профессия, ты любишь работать, ты красивая, легко заводишь друзей, у тебя хорошие отношения в семье. И зачем тебе ко всему этому я со своими проблемами? А ведь ты на эту планету прилетела только ради меня, терпишь наши заморочки, когда меня оскорбляют, воспринимаешь это на свой счёт… Зачем тебе всё это?

— А что, украденные души — это уже не аргумент? — я как-то теряюсь.

Он качает головой.

— Душа на пустом месте краже не поддаётся. Должны быть какие-то причины, основания. А если их нет, то со временем душа может и обратно вернуться, и её не удержишь.

— Я не понимаю, Азамат, ты чего-то боишься? Так скажи прямо, и я тебе так же прямо отвечу. Ты же знаешь, я не люблю намёки.

— Я много чего боюсь. Но сейчас я просто пытаюсь понять, зачем ты тратишь на меня свою жизнь.

Я демонстративно чешу в затылке и гримасничаю, стараясь сбить пафос момента.

— Ну ка-ак бы тебе это объяснить, чтоб понятно и не обидно… Наверное, все причины можно объединить в две больших группы: про тебя и про меня. С какой начать?

— С первой, если тебе не трудно.

— Да раз плюнуть. Понимаешь, с моей точки зрения ты просто очень клёвый мужик. Во всех отношениях. То есть, я твёрдо уверена, что лучше не бывает, а иногда мне вообще кажется, что я тебя придумала, потому что в природе такие не водятся. Ни на Земле, ни где ещё. И не возражай, я знаю, что ты другого мнения, но я-то тебе своё рассказываю. Ну вот, это раз. А два — это то, что я сама довольно обычный человек. На Земле я практически не выделяюсь ни внешне, ни как ещё. Нет, у меня, конечно, есть определённые достоинства и недостатки, которые отличают меня от прочих, но всё равно я одна из многих похожих. И если у меня на Земле образуется мужик, то я очень хорошо понимаю, что он может в любой момент без особых причин сменить меня на другую похожую. Или что я могу точно так же подцепить в соседнем доме такого же. Ну и будут они отличаться пристрастиями в пище и спорте, цветом глаз и мнением, в какой шкафчик следует ставить чашки для гостей. А вот ты в принципе другой. Ты не только на землян не похож, ты даже здесь сильно выделяешься и не только внешне.

— Далеко не в лучшую сторону.

— А это не так важно. Да и вообще, это не самое главное. Самое главное для меня, хотя это страшно эгоистично, и мне даже стыдно тебе говорить, но я думаю, именно это ты и хочешь услышать, — что я для тебя одна-единственная. То есть, если не я, то никто. Я понимаю, что это не моя личная заслуга, а просто обстоятельства так сложились, но всё равно, когда чувствуешь себя единственно необходимой, то уже всё равно, какая галактика…

Он долго и внимательно на меня смотрит, и мне даже становится немного неуютно. Может, надо было пропустить последнюю часть этих откровенностей… Это ведь фактически значит, что мне выгодна его ущербность, и если он прямо об этом спросит, я не смогу ничего возразить. И тогда придётся в красках расписывать, чем он прекрасен кроме того, что больше никому не нужен. Это в принципе довольно легко — достоинств-то масса, но я никогда не умела убедительно делать комплименты, и, помнится, первые мои попытки он сразу выбраковывал.

— Я понял, — наконец произносит он. — Хотя ты меня удивила. Ты производишь впечатление человека с гораздо более высокой самооценкой.

— А что заставляет тебя сомневаться в этом впечатлении?

— Получается, что если бы не мои проблемы, ты не была бы до конца уверена, что ты мне нужна?

Я беру минуту на размышления.

— Вообще, — говорю по обдумывании, — я была бы твёрдо уверена, что я тебе не нужна, потому что, как справедливо считает мой брат, у тебя таких, как я, должны быть сотни на каждой планете.