— Отец никогда от меня в восторге не был, — отмахивается Азамат.

— Ну почему, лук же он тебе сделал. А Арону, любимчику своему, — нет.

— Да Арон из лука стрелять так и не научился. А отец просто хотел, чтобы я на соревнованиях победил, а для них обязательно семейный лук нужен, покупать нельзя.

Матушка качает головой и продолжает листать фотографии.

— А у тебя есть идеи, почему он тебя так не любил? — спрашиваю.

— Я был непослушный, — Азамат пожимает плечами. — Не делал, что он велел, или делал не так.

— Да вовсе это тут ни при чём, — категорично заявляет матушка. — Он просто хотел, чтобы был главным среди сверстников. Потому и на соревнования тебя пихал на все подряд, и на драки подначивал. А ты ни с кем ссориться не хотел, вот он и бесился.

Азамат тяжело вздыхает и молчит, так что мы возвращаемся к просмотру фотографий.

— Вот это уже постарше, тут тебе лет пятнадцать, — воркует матушка.

В пятнадцать лет Азамат ещё смешнее. Он ужасно длинный и тощий, а плечи широкие, так что получается совсем вешалка. На лицо его легко узнать, и без шрамов он действительно довольно красивый.

— А это мы с Алтонгирелом, — удивлённо говорит Азамат. — А когда это такое было? Я же его сюда не привозил!

— А это ты мне отдал карту с фотографиями, не помнишь? Это, наверное, Арон снимал.

Алтонгирел немного пухленький и губастый с огромными странными глазами. То ли напуган чем-то, то ли болеет, то ли просто не в себе.

— Слушай, как он жутко выглядит, — говорю.

— Да вот, — поддакивает матушка. — И я всегда говорила, странный мальчик. Он ведь духовником стал, да?

— Да, — кивает Азамат. — И он по-прежнему мой друг. Если, как ты говоришь, мне тут пятнадцать, значит, ему восемь, у него как раз только что мать умерла. А отец его погиб два года тому. Ещё бы он хорошо выглядел.

Меня слегка передёргивает.

Дальше идёт куча трофейных фотографий, для которых Азамат явно позировал, причём с удовольствием. Тут и всякие призы, красивая дарёная одежда, добытые хищные звери и гигантские рыбы и даже тот самый невероятный морской змей, похожий на угря, на фоне которого Азамат теряется. Теперь он уже не такой тощий, мышц поднарастил. Матушка качает головой.

— Какой ты всегда худющий был, это ж страх! Как не в себя ешь. Сейчас бы хоть поднабрал, а то женатому-то неприлично. Тем более, ты говоришь, жена тебя кормит.

— Кормит, и ещё как, — охотно поддакивает Азамат. — И следит, чтобы обед не пропускал. Но тут, боюсь, не в коня корм…

— Ну хоть бы одевался попросторнее. А то всё рёбра напоказ, и жене-то, небось, не нравится…

— Жене-то как раз нравится! — тут же встреваю я. — Замечательная у него фигура. Я наоборот ему всё шью так, чтобы талию было видно. А еда пусть лучше в энергию уходит, а не в жир.

Матушка только головой качает.

— У вас мода такая, что ли? Ты и сама-то тощенькая. Ну ладно, раз нравится, то и хорошо. Ой, вот, смотри, какая фотография хорошая!

На экране альбома Азамат полулежит в кресле, заложив руки за голову. Я так понимаю, ему тут уже за двадцать. Он стрижен «под горшок» и очень похож на отца. Матушка неожиданно подталкивает меня локтем и говорит заговорщицким шёпотом:

— Скажи, красивый, а?

— Красивый, — соглашаюсь я. — Но мне с длинными волосами больше нравится.

— Лиза! — Азамат окликает меня с какой-то чуть ли не возмущённой интонацией.

— Чего? — я поднимаю голову.

Он молча смотрит, потом говорит:

— У тебя просто выражение лица какое-то странное стало. Тебе что, неприятно смотреть на меня без шрамов?

— Да нет, всё нормально, тебе померещилось…

Он продолжает на меня смотреть. Матушка устало вздыхает.

— Азамат, ну чего ты, как маленький? Хочешь спросить, так спрашивай, твоя жена-то!

Я совсем теряюсь.

— Да нет, я просто… — мямлит Азамат. — Интересно стало, что бы было, если бы ты меня таким… нормальным встретила.

— Смотря при каких обстоятельствах. Если как и было, то вряд ли что-то бы изменилось, разве что дольше всё это тянулось. Тут-то нас в два счёта поженили, а потом мы сразу сюда рванули, а то бы встречались полгода…

— А если бы, скажем, на Гарнете столкнулись?

Я ещё раз внимательно рассматриваю фотографию. Смазливый азиатский мальчик.

— Я бы тебя не заметила. Разве что подумала бы, что ты похож… ну, на отца.

— А где бы… ах, да.

Матушка переводит взгляд с меня на Азамата и обратно.

— Ты Аравата видела, что ли?

— Видела, — кисло протягиваю я. — Хотя лучше бы не видела.

Азамат пару раз порывается что-то сказать, наконец, говорит.

— Тебя раздражает, что я на него похож?

Я делаю утомлённую физиономию.

— Нет, меня раздражает, что он похож на тебя. Брось эти глупости, не может же он вечно тебе жизнь портить.

Азамат медленно выдыхает.

— Ладно, понял, бросил.

— Вот и умница, — я протягиваю руку через голову матушки и глажу его по щеке.

— Ой, как у вас всё сложно, — сетует матушка, пригибаясь. — У меня уже простуда прошла, а вы всё отношения выясняете.

Глава 16

Блины пошли прекрасно, не зря мне Сашка мешок пшеничной муки прислал. Надо будет ещё запасти. Икра, как я и думала, понравилась обоим, а вот овощи они поделили: Азамату по вкусу пришлась капуста, а матушке понравилось хрустеть огурцами, особенно под чому. А вот попавшуюся в банке засоленную головку чеснока они практически растащили зубами. Он тут то ли не растёт, то ли неизвестен, а спрос явно есть.

После обильной трапезы матушка решительно объявила, что у неё послеобеденный сон, и удалилась в свой угол за печку. А мы пошли размяться. На улице всё ещё снег, но солнце уже тёплое, а море синее-синее и довольно спокойное. Мы немного прошлись вверх по дороге вдоль скал, поизучали следы местной фауны и вернулись. Азамат решил, что он уже достаточно переварил обед, чтобы заняться полезными делами: дров нарубить, дверные петли смазать, сантехнику проверить… Я довольно бестолково верчусь рядом. Пользы от меня почти никакой, разве что инструменты подавать, а в доме сидеть не хочется.

Чуть поодаль от домика стоит большой сарай. В нём обнаруживаются какие-то домашние птицы, похожие на глухарей, такие же чёрные и огромные. Ещё там помещаются две козы и маленькая косматая лошадёнка. Азамат выводит копытных на улицу и — после того, как я десять минут канючу, — даёт мне щётку для вычёсывания лошади, а сам принимается чистить стойла.

— А ты нанять для этого кого-нибудь не можешь? — спрашиваю.

— Да можно, наверное, но сейчас всё равно делать нечего. Тем более, ты заметила, наверное, какая мать прижимистая. Она ворчать будет, что я растратчик, и всё в таком духе. Ладно уж, не помру, тут на час работы.

От работы и я бы не померла, но уж очень пахнет. Страшно подумать, что тут бывает летом, когда жарко.

В общем, занимаемся мы полезными делами. Лошадь у матушки смирная, как поставили, так и стоит. И вычёсывание ей очень нравится, по-моему. Азамат что-то напевает потихоньку, я поглядываю вокруг, на синее небо, на снежные горы… на калитку. А там одна доска ме-е-едленно отодвига-а-ается, и из образовавшейся щели появляется рука и тянется к щеколде.

— Азамат, — зову тихо. — Там кто-то калитку взламывает.

Азамат выходит из сарая и становится рядом со мной, внимательно следя за вторжением. Калитка слегка скрипит и открывается, в проёме стоит мужик — матушкин ровесник. На нём взъерошенная шуба, в руках большая корзина.

— Здравствуйте, — громко говорит Азамат. Мужик аж подскакивает.

— Ой! Здрасьте! Это откуда же… — он замолкает, а потом взмахивает рукой над головой, дескать, догадался. — А-а, вы, должно быть, тот самый старший сын Ийзих-хон?

Азамат кивает.

— А-а, — радуется гость. — А я тут живу через дом, — он машет рукой вдоль по улице. — Вот, вернулся с рыбалки, хотел ей рыбки принести, а то ж она приболела… Я ж не знал, что вы приедете. Ну вы ей тогда передадите рыбу-то?