При помощи Тирбиша и Эцагана доплетаюсь до каюты. Я бы и одним Тирбишем обошлась, но он же стесняется меня трогать! По этому поводу я хохотала еще минуты три, пока он не решил, что меня уже пора уносить.

— Вы извините, ребят, — говорю заплетающимся языком. — Меня что-то жестоко колбасит сегодня.

— Вы просто вчера перенервничали, — успокаивает Эцаган. — Ничего, поспите, и все будет хорошо.

Уложили на кровать, пожелали спокойной ночи и ушли. Я отрубилась мгновенно.

Просыпаюсь в ночи. Чувствую, что-то не так. Кто-то у меня в комнате. Неуклюжей рукой протираю глаза: ого, Алтонгирел. Что он тут забыл? Стоит, смотрит в иллюминатор, там опять зима. Я же выключала! Может, он включил? Это что, и есть страшная месть?

Оборачивается ко мне, глаза закрыты, губы поджал… нет, погодите… не поджал, а как будто кожа срослась и нет никакого рта… и глаза такие же. Ой, мама! Это что ж за симптом?!

Погоди, подруга, это, наверное, просто розыгрыш. Маска или что-то такое. Напугать меня решил. Идиот. Тянет ко мне руки, я отодвигаюсь. Тянет ближе. Ну все уже, на всю длину вытянул, хватит! Кончики его пальцев лопаются, из них выезжают кости и продолжают приближаться ко мне, кровь капает на одеяло. Я вскакиваю, отбегаю на другой конец кровати. Бляха-муха, а это он как сделал?!

Стена у меня за спиной внезапно исчезает, еле успеваю отшатнуться. Там открытый космос. Из меня выжимается весь воздух, я не могу дышать. Мимо проплывает искореженное, заиндевевшее тело Кирилла. Я бы закричала, но не могу ведь!

Выскакиваю за дверь, она герметичная. Тут можно подышать. В коридоре тусуется толпа первобытных людей с каменными топорами, при виде меня они начинают облизываться. Самый большой поверх криво обрезанной шкуры носит галстук, концом которого вытирает слюни.

И тут все взрывается, я падаю, но провалиться сквозь пол не могу, потому что меня нет в списках. Зажимаю глаза и уши. Ничего не происходит.

Осторожно открываю один глаз: надо мной на коленях стоит Алтонгирел с каменным ножом. Замахивается. Я снова зажмуриваюсь, но удара не следует.

Постепенно просыпается сознание. Ради эксперимента открываю глаза еще раз: весь пол усыпан трупами детей, у дальней стены стоит Сашка с пулеметом и безумной улыбкой.

Так. За ужином меня колбасило. Потом я сколько-то спала, а теперь у меня глюки. Похоже на какой-то психодизлептик. Эйфория — отключка — делирий. Галлюцинации визуальные и слуховые. Галлюциноген мог быть в чае, потому и пить было так противно. Повезло, что я сейчас действительно нормально соображаю, хоть и не могу полагаться на то, что вижу. Мне нужно промыть желудок и хорошо бы антидот вколоть, но не факт, что он есть в мешке, да и я не рискну в таком состоянии браться за шприц. Сорбент бы нащупать…

Несмотря на зажатые уши вздрагиваю от чудовищного воя, непроизвольно оборачиваюсь — зря, зато теперь знаю, как выглядит бэнши. Плохо только, что она похожа на маму. Отворачиваюсь.

Так, пока у меня просветление, нужно, чтобы мне помогли найти лекарства. Ни малейшего представления, сколько приняла этой дряни, поэтому не знаю, когда кончатся глюки. Возможно, через несколько часов. А поскольку я была в отвратном настроении, когда принимала, то глюки у меня будут исключительно кошмарные. К тому же могу сама себе случайно навредить. Статистика самоубийств под психодизлептиками… так, не будем о грустном, вот уже и стены порастают ядовитыми грибами, а глюки запросто могут дать соматическую симптоматику… мне нужно срочно кого-то найти.

Я лежу на полу перед своей каютой. По идее за спиной у меня кухня, а спереди гостиная. Знаю, как из гостиной найти каюту Азамата. Где все остальные, без понятия. Ладно, объясняться буду после детоксикации, а пока что аккуратно встали и пошли.

Приходится придерживаться за стену и буквально ползти по ней, потому что сейчас запросто могу развернуться, пойти в другую сторону и не заметить, да и вообще не очень понимаю — вот это уже пол или еще воздух? На стене растет всякая склизкая дрянь, но меня этим не проберешь, знаю, что это глюки. Ну вот, допросилась, теперь из стены торчат лица. Кусаются, гады! Но глюкам главное не верить, а то как бы на осязание не перекинулись.

Навстречу попадается Тирбиш, из носа у него висит змея. Протягиваю руку, щупаю его: нет, глюк. Идем дальше. Одна из кают открыта, освещена. Там сидят Дюпониха с Квиггли и обсуждают безопасность. Куски обгорелой плоти болтаются при движениях. Чего теперь-то обсуждать.

Эй, нет. Не хватало только ясность мысли утратить.

Доплетаюсь до гостиной. Во рту безбожно пересохло. На диване лежит Алтонгирел со вспоротым животом, рядом сидит Эцаган и накручивает его кишки на бигуди. Знаю, что глюк, даже проверять не буду.

На ощупь считаю двери — конечно, как только понадобилось отсчитать, я их сразу стала видеть тыщами или совсем ни одной. Ну да ничего, руки не заморочите. Тем более что у капитана дверь не запирается. А вот и она.

Захожу, зачем-то задвигаю дверь за собой. Смотрю — Азамат вроде как спит, одеяло сбилось, подушку только что не надел на голову. Лица не вижу, но это и к лучшему в нынешнем состоянии. Так, теперь надо проверить, что он не глюк. Подхожу, трогаю его за плечо. Вроде и правда человек лежит. Смещаю руку пониже, на ребра. Ага, дышит. Залезаю на кровать, начинаю его расталкивать.

— Азамат! Помоги! У меня галлюцинации! Мне нужно найти лекарство.

Бормочет что-то невнятно, не просыпается. А может, это я не вижу и не слышу. Внезапно кладет руку мне под мышку, пригибает к кровати, я падаю. Прижимает к себе, накрывает одеялом.

— Все хорошо, — говорит почему-то по-муданжски. — Все хорошо, тебе просто приснилось. Я с тобой. Спи.

Больше ничего не помню.

Глава 7

Просыпаюсь от того, что жарко. Рядом не иначе печка. Нет, оно дышит. Вот вдох пошел, долгий, глубокий. Слышу, как расправляются легкие. Господи, кто же это такой огромный? Может, мне снится, что я маленькая у мамы под боком сплю? Ладно, кто бы ни был этот большой зверь, я знаю, что он добрый. Он потерпит, если я еще поваляюсь. Только уж очень греет. Оказывается, я отвыкла спать не одна.

Укладываюсь поудобнее, утыкаюсь лицом в теплый бок. Или это не бок… поди разбери. Нет, это, наверное, грудная клетка, потому что сердце слышно. Ого, как стучит. Частовато для такого большого существа. Может, большой зверь сердится, что я не даю ему встать? Ладно, чувствую, пора просыпаться.

Зеваю, потягиваюсь, продираю глаза. Странно, обычно я помню, где засыпала, даже спьяну. А спьяну, похоже, и было, судя по сушняку. И голова немного кружится. Атас.

Слева от меня кто-то лежит. Медленно поворачиваю голову вверх, чтобы посмотреть кто. С того конца на меня квадратными глазами взирает Азамат. А что, собственно… о-о-о-ой, да, вспомина-а-а-аю!

Вовремя соображаю, что подскакивать и шарахаться не стоит — голова закружится, а может и стошнить. Он не оценит.

— Привет, — говорю. Язык ни фига не слушается. — Я тебе не очень помешала?

Молча мотает головой, волосы падают на лицо. Он с распущенными спит? И не путаются?

— У тебя чего-нибудь попить нету?

Все так же молча берет с тумбочки позади себя бутылочку минералки. Господи, Азамат, кто скажет, что ты не прекрасен, — рыло начищу!

Пью, сколько могу за один присест. Потом дышу. Голова кружится.

— Можно узнать, как вы тут оказались? — спрашивает он слегка не своим голосом. Или это у меня все еще глюки?

— А ты не помнишь? — говорю.

Кажется, он бледнеет.

— Боюсь, что нет.

— Я отравилась галлюциногенами. Пришла попросить тебя помочь мне найти лекарство, потому что сама видела всякий бред, не смогла бы прочитать этикетку.

— И… почему вы меня не разбудили?

— Мне казалось, что разбудила.

— А я что-то сказал?