Ажгдийдимидин жестами показывает, что хотел бы свалить отсюда на все четыре стороны, и Кир уводит его в каюту отдыхать после нервного потрясения.

Умукх стоит довольный, вложив руки в противоположные рукава, улыбается миру, демонстрируя монолитные пластины вместо зубов.

— Можете посмотреть в окно, как мы поднимаемся, — замечаю я, поудобнее перехватывая Алэка, пока он не дотянулся до тех самых косичек.

— О, отличная идея! — радуется Умукх и кидается к иллюминатору.

Некоторое время с его стороны доносятся только самодостаточные охи и ахи, потом он вдруг снова вспоминает обо мне и спрашивает:

— А как называются эти штуки?

Я кошусь на забортный пейзаж — мы только что выползли в верхнюю атмосферу.

— Облака?

— Ах, да, точно! — живо кивает он и немного смущается. — Пожалуйста, не говорите Ирлику, что я спрашивал, он мне это уже столько раз говорил, что теперь только злится.

— Не скажу, — обещаю я. — Но вообще он это зря, вы много слов знаете. Ещё внизу, в космопорту такие сложные слова говорили, помните?

Он смущается ещё больше.

— Это я нарочно к случаю выучил. Кстати! Вы обещали мне рассказать, почему у людей только четыре конечности!

Начать разговор с Умукхом об анатомии и эволюции было большой ошибкой. К тому моменту, когда Азамат выводит нас за пределы гравитационного поля муданжского Солнца, я охрипла и сломала мозги, стараясь сляпать хоть сколько — то правдоподобные объяснения с учётом полной некомпетентности и ограниченного словаря собеседника. Кажется, я начинаю понимать, что имел в виду Ирлик, когда говорил, что Умукх будет из нас кровь пить. Вон как хищно своими мушиными пальцами перебирает.

К счастью, на выручку приходит Старейшина Унгуц, который умудрился задремать во время неразберихи со взлётом, и теперь бодр, свеж и готов на подвиги. Я со спокойной совестью оставляю его развлекать бога, а сама иду помогать Тирбишу с обедом и заодно составлять расписание дежурств по Умукху — оставлять его одного мне как — то не очень нравится.

Однако остаток дня проходит без происшествий. Никакого колдовства никто не творит, приборы работают как положено, а Унгуц — святой человек — умудряется сам уболтать Умукха до такой степени, что тот отпрашивается в каюту отдохнуть.

Ближе к ночи — ну, это если по Мудангу ориентироваться, — из — за баррикад выбирается Ажгдийдимидин. Он приходит в кухню, где мы всем комплектом, кроме бога, режемся в настольную игру, и являет нам глубоко потрясённое выражение лица.

— Ужинать будете? — спрашивает его Кир, поняв, что Старейшина подвис и нуждается в перезагрузке.

— Не отказался бы, — отвечает Ажги — хян, что само по себе странно: можно ведь было просто кивнуть. Но он ещё и продолжает: — А можешь мне ещё гармарры сделать, пожалуйста?

Лицо его при этом становится ещё более ошеломлённым, хотя по голосу слышно, что он совершенно не напрягается. Видимо, в этом — то и шок…

— Та — ак, — протягивает Унгуц. — Это что же Умукх — хон с тобой сотворил?

— По всей видимости, он меня запечатал, — вздыхает духовник, садясь за стол.

Мы с Азаматом переглядываемся.

— Только на время перелёта, как я понимаю? — осторожно предполагает Азамат.

— Надеюсь, — нервно откликается духовник, таращась в стол.

— Ладно, не переживайте, в крайнем случае, Ирлик распечатает, — успокаиваю я. — А пока наслаждайтесь речью.

Духовник понуро кивает и принимается есть поставленный перед ним суп, запивая гармаррой.

Наутро, как обычно, не обнаружив мужа в постели, я выползаю в общественное пространство и вскоре нахожу Азамата в компании Умукха и Янки, которую её мужчина вчера до бога не допустил из суеверного ужаса.

— Ага, — сонно, но ехидно говорю я, — Ирнчин с утра пораньше за рулём, а ты — общаться?

— Ну ещё бы, Лизка, ты что! — фыркает Янка. — Это ты с богами по выходным бухаешь, а я вообще не в курсе, как будто на другой планете живу! Мне же интересно. А Ирнчина я ещё нескоро прощу, и десять раз подумаю, хочу ли я действительно за него замуж выходить. Ты знаешь, что он мне вчера устроил?

Азамат с Умукхом озабоченно переглядываются.

— Эмоциональный шантаж? — предполагаю я из личного опыта.

— Щаз! Он просто в дверях встал, и всё! Типа, не пущу — и как хочешь! И сегодня уходя каюту запер. Хорошо хоть телефон не отобрал, я Азамату позвонила, чтобы выпустил. Ну ты представляешь, какой козлина!

Я окончательно просыпаюсь, освежённая новостями.

— Он тебя собрался там весь полёт голодом морить? — недоверчиво уточняю я. Как — то до сих пор я не замечала за муданжцами таких накренений мозгов.

— Нет, завтрак он мне принёс, и ужин вчера тоже, — выпятив губу поясняет Янка. — Но это его совершенно не извиняет.

— Вы же понимаете, он глава национальной безопасности, — вкрадчиво и, видимо, не в первый раз напоминает Азамат. — Это определённым образом сказывается на личности…

Янка извлекает заткнутую сзади за пояс джинсов силиконовую лопаточку для жарки и, угрожающе потрясая ею, заявляет:

— На его личности вот это скажется, как только он посмеет ко мне хоть на полметра приблизиться!

— Вы прямо как Укун — Тингир, — прищурившись от улыбки замечает Умукх.

— Да, кстати! — оживляется Янка. — Мне очень импонирует мысль запереть кое — кого в подземной пещере на двести лет! Нет, правда, Лизка, как ты с ними живёшь?!

Азамат тяжело вздыхает.

— Меня никто запирать не пытался и, надеюсь, не попытается, — многозначительно произношу я, косясь на мужа. — А вообще, дорогой, поговорил бы ты с Ирнчином на эту тему как — нибудь… по — мужски.

Азамат кроит кислую мину.

— Да, я уже пришёл к тому же выводу, но совершенно не уверен, что из этого выйдет что — то путное. У Ирнчина не так уж много причин прислушиваться к моим советам на личном фронте.

— У него есть одна очень веская причина! — продолжает возмущаться Янка. — Потому что пока он мне под страхом смерти не поклянётся, что такое не повторится, во ему, а не свадьба, и вообще может про меня забыть!

На «во» она предъявляет самый выразительный жест, на который способна, и Азамата это слегка коробит — как же, женщина… Умукх, однако, рассматривает Янкины пальцы с интересом.

— А что значит этот жест? — любопытствует он.

— Что я ему вставлю и проверну! — рычит Янка.

— Что? Куда? — не понимает Умукх.

Азамат морщится и просительно смотрит на меня.

— Пойдём завтракать?

— Пошли, — соглашаюсь я, давясь смехом. — Ян, ты только, когда объяснишь свои намерения, объясни также сферу употребления, а то если бог так выразится, кого — нибудь и кондратий хватить может.

Янка отвечает на языке хозяев леса, не иначе.

На пути к кухне Азамат выглядит несчастно, как будто съел что — то тухлое.

— У тебя последнее время очень богатая мимика, — замечаю я. — От меня набрался?

Он задумчиво трёт лицо руками.

— До твоей мне ещё далеко. А так, вообще, мне всегда говорили, что у меня выразительное лицо. Ну, до…

— А — а, то есть, у тебя наконец — то проснулись мимические мышцы! — резюмирую я. — Ну слава кому — нибудь там и моему крему!

— Крем твой волшебный, да, — улыбается Азамат. — И руки золотые. Но если хочешь с кем — нибудь разделить заслуги, то как раз с Умукх — хоном. Он ведь бог целительства, ему и благодарность.

— Кстати, может, его попросить помочь? Ты, конечно, и так уже хорошенький, но надо бы довести дело до конца. Ты вообще пробовал когда — нибудь для него моцоги проводить или как там это делается?

Азамат задумчиво склоняет голову набок, раскладывая завтрак по пиалам.

— Моцоги — нет. Гуйхалахи возносил, конечно, правда, они лучше всего работают в моменты отчаянья, а мне, видимо, только казалось, что я до него дошёл. В целом я считал, что если уж боги решили меня изуродовать, просить их вернуть всё как было бессмысленно — зачем — то же они это сделали. Алтонгирел тоже всё время твердил, что у всего есть своё значение, и что мы не можем предугадать высший замысел. Но это имеет смысл только если боги действительно планируют жизни людей. А я, страшно сказать, последнее время далеко не так в этом уверен… Так что, может, и правда имеет смысл попросить Умукх — хона…